Неточные совпадения
Хорошенькая
ручка смеющейся, блистающей, как
белый сахар, панны держалась за перила.
Он стал обнимать сына… «Енюша, Енюша», — раздался трепещущий женский голос. Дверь распахнулась, и на пороге показалась кругленькая, низенькая старушка в
белом чепце и короткой пестрой кофточке. Она ахнула, пошатнулась и наверно бы упала, если бы Базаров не поддержал ее. Пухлые ее
ручки мгновенно обвились вокруг его шеи, голова прижалась к его груди, и все замолкло. Только слышались ее прерывистые всхлипыванья.
Да, пожать умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя
белая?
Ножка моя стройная?
Устав стоять, он обернулся, — в комнате было темно; в углу у дивана горела маленькая лампа-ночник, постель на одном диване была пуста, а на
белой подушке другой постели торчала черная борода Захария. Самгин почувствовал себя обиженным, — неужели для него не нашлось отдельной комнаты? Схватив
ручку шпингалета, он шумно открыл дверь на террасу, — там, в темноте, кто-то пошевелился, крякнув.
Кутузов зашипел, грозя ему пальцем, потому что Спивак начал играть Моцарта. Осторожно подошел Туробоев и присел на
ручку дивана, улыбнувшись Климу. Вблизи он казался старше своего возраста, странно
белая кожа его лица как бы припудрена, под глазами синеватые тени, углы рта устало опущены. Когда Спивак кончил играть, Туробоев сказал...
Косматые и черные, как чертовки, женщины сидели на полу на пятках, под воткнутыми в землю, на длинных бамбуковых
ручках, зонтиками, и продавали табак, пряники, какое-то
белое тесто из бобов, которое тут же поджаривали на жаровнях.
И он вспомнил, как за день до смерти она взяла его сильную
белую руку своей костлявой чернеющей
ручкой, посмотрела ему в глаза и сказала: «Не суди меня, Митя, если я не то сделала», и на выцветших от страданий глазах выступили слезы.
Он в обтянутых рейтузах и
белой рубашке сидел на
ручке кресла, облокотившись на его спинку, и чему-то смеялся.
— Хорошо, хорошо, — сказала она и, взяв своей большой
белой рукой за
ручку не спускавшего с нее глаз Колю, вернулась к матери чахоточного.
Подъезжая к пригорку, на котором стоял
белый кош Ляховской, Привалов издали заметил какую-то даму, которая смотрела из-под руки на него. «Уж не пани ли Марина?» — подумал Привалов. Каково было его удивление, когда в этой даме он узнал свою милую хозяйку, Хионию Алексеевну. Она даже сделала ему
ручкой.
В голубом, убранном
белым рюшем гробе лежал, сложив
ручки и закрыв глазки, Илюша.
Безбородый, высокий, молодой, весь в
белом, — только пояс золотой, — и
ручку мне протягивает.
Г-н Беневоленский был человек толстоватый, среднего роста, мягкий на вид, с коротенькими ножками и пухленькими
ручками; носил он просторный и чрезвычайно опрятный фрак, высокий и широкий галстух,
белое, как снег,
белье, золотую цепочку на шелковом жилете, перстень с камнем на указательном пальце и белокурый парик; говорил убедительно и кротко, выступал без шума, приятно улыбался, приятно поводил глазами, приятно погружал подбородок в галстух: вообще приятный был человек.
Высвободив
ручки, мальчик тянется ко мне, покачивая
белой головенкой; волосы у него редкие, отливают сединой, а личико старенькое, мудрое.
Пришла Палагея, не молодая, но еще
белая, румяная и дородная женщина, помолилась богу, подошла к
ручке, вздохнула несколько раз, по своей привычке всякий раз приговаривая: «Господи, помилуй нас, грешных», — села у печки, подгорюнилась одною рукой и начала говорить, немного нараспев: «В некиим царстве, в некиим государстве…» Это вышла сказка под названием «Аленький цветочек» [Эту сказку, которую слыхал я в продолжение нескольких годов не один десяток раз, потому что она мне очень нравилась, впоследствии выучил я наизусть и сам сказывал ее, со всеми прибаутками, ужимками, оханьем и вздыханьем Палагеи.
— Я вам подала, — отвечала Гаша, указывая на
белый, как снег, батистовый платок, лежавший на
ручке кресел.
А то, вишь,
ручки у тебя больно
белы, в перчатках ходишь, да нос-от высоко задираешь — ну, и ходи в перчатках.
Да с этим враз руку за пазуху, вынул из пачки сторублевого лебедя, да и шаркнул его на поднос. А цыганочка сейчас поднос в одну
ручку переняла, а другою мне
белым платком губы вытерла и своими устами так слегка даже как и не поцеловала, а только будто тронула устами, а вместо того точно будто ядом каким провела, и прочь отошла.
Полина села за рояль, а княжна стала у чей за стулом и, слегка облокотившись на спинку его, начала перевертывать ноты своею
белой, античной формы
ручкою.
Калинович взмахнул глазами: перед ним стояла молоденькая, стройная дама, в
белой атласной шляпке, в перетянутом черном шелковом платье и накинутой на плечи турецкой шали. Маленькими
ручками в свежих французских перчатках держала она огромный мешок. Калинович поспешил его принять у ней.
Он почувствовал, наконец, на руке своей ее стан, чувствовал, как ее
ручка крепко держалась за его руку; он видел почти перед глазами ее
белую, как морская пена, грудь, впивал аромат волос ее и пришел в какое-то опьянение.
Ручка зонтика проворно — и довольно крепко — постучала по его плечу. Он встрепенулся… Перед ним, в легком, серо-зеленом барежевом платье, в
белой тюлевой шляпке, в шведских перчатках, свежая и розовая, как летнее утро, но с не исчезнувшей еще негой безмятежного сна в движениях и во взорах, стояла Марья Николаевна.
Марья Николаевну задумалась и начала кусать
ручку веера своими крупными, но ровными и, как молоко,
белыми зубами.
— Ну, полноте на сани сворачивать, — пожалели каурого!.. — подхватил Ченцов. — А это что такое? — воскликнул он потом, увидав на столе
белые перчатки. — Это с дамской
ручки?.. Вы, должно быть, даму какую-нибудь с бала увезли!.. Я бы подумал, что Клавскую, да ту сенатор еще раньше вашего похитил.
— Демона я могу даже написать: телом черен и мохнат, крылья огненно-красные — суриком, а личико,
ручки, ножки — досиня
белые, примерно, как снег в месячную ночь.
Наконец, явился и он. Как теперь его помню: это был огромный, хорошо поджаренный, подрумяненный индюк на большом деревянном блюде, и в его папоротку был артистически воткнут сверкающий клинок большого ножа с
белой костяною
ручкой. Петр Иванович подал индюка и, остановясь, сказал...
Шаги смолкли, и в открытой двери появился сначала синий громадный шар с блестящими пуговицами, затем белая-белая коротенькая
ручка, и, наконец, синий шар сделал какое-то смешное движение, пролез в дверь и вместе с ним появилась добродушная физиономия с длинным утиным носом и едва заметными сонными глазками.
Дома он увидел на стуле зонтик, забытый Юлией Сергеевной, схватил его и жадно поцеловал. Зонтик был шелковый, уже не новый, перехваченный старою резинкой;
ручка была из простой,
белой кости, дешевая. Лаптев раскрыл его над собой, ему казалось, что около него даже пахнет счастьем.
Девушка протянула Илье руку, и широкий рукав её
белой кофточки поднялся почти до плеча. Илья пожал горячую
ручку почтительно, бережливо, глядя на подругу Павла с той радостью, с какой в густом лесу, средь бурелома и болотных кочек, встречаешь стройную берёзку. И, когда она посторонилась, чтобы пропустить его в дверь, он тоже отступил в сторону и уважительно сказал...
Он поздно пришёл домой и, в раздумье стоя пред дверью, стеснялся позвонить. В окнах не было огня, — значит, хозяева спали. Ему было совестно беспокоить Татьяну Власьевну: она всегда сама отпирала дверь… Но всё же нужно войти в дом. Лунёв тихонько дёрнул
ручку звонка. Почти тотчас дверь отворилась, и пред Ильёй встала тоненькая фигурка хозяйки, одетая в
белое.
Пока Вася отряхивался, я смахнул пыль с сундука. Он был
белый, кожаный, с китайской надписью. Я и Вася, взявшись за медные
ручки сундука, совершенно легкого, потащили его по лестнице, причем Вася обернул его
ручку бумажкой и держал руку на отлете, чтобы костюмом не коснуться ноши. За стеной, отделявшей от кладовки наши актерские номерки, в испуге неистово лаяла Леберка, потревоженная неслыханным никогда грохотом. Я представил себе, как она лает, поджав свой «прут», как называют охотники хвост у понтера.
Он молча схватывал ее
белую, тонкую
ручку и, осторожно склонясь к ней, горячо и долго целовал ее. Она вырывала руку, улыбающаяся, грациозная, но ничуть не взволнованная его горячностью. Задумчиво, с этим, всегда смущавшим Фому, блеском в глазах, она рассматривала его, как что-то редкое, крайне любопытное, и говорила...
Кроме книг, Евсей нашёл только лестницу, зонт, галоши и
белый горшок с отбитой
ручкой.
Во время этого сна, по стеклам что-то слегка стукнуло раз-другой, еще и еще. Долинский проснулся, отвел рукою разметавшиеся волосы и взглянул в окно. Высокая женщина, в легком
белом платье и коричневой соломенной шляпе, стояла перед окном, подняв кверху руку с зонтиком,
ручкой которого она только стучала в верхнее стекло окна. Это не была золотистая головка Доры — это было хорошенькое, оживленное личико с черными, умными глазками и французским носиком. Одним словом, это была Вера Сергеевна.
Не успел он взяться за
ручку, как дверь сама отворилась и ему предстала Дорушка, в
белом пеньюаре и в больших теплых вязаных сапогах. В одной руке она держала свечку, а другою опиралась на палочку.
Но когда совсем облаченный архиерей, взойдя на амвон, повернулся лицом к народу и с словами «призри, виждь и посети» осенил людей пылающими свечами, скромный
белый чепец Ольги Федотовны вдруг очутился вровень с нашими детскими головами. Она стояла на коленях и, скрестив на груди свои маленькие
ручки, глазами ангела глядела в небо и шептала...
— Какая уж служба! Это вот как-то горничная ее прибегала и рассказывала: «Барышня, говорит, целые дни своими
ручками грязное
белье считает и записывает»… Тьфу!
Минодора, выскочив первая, почтительно высадила ее из кареты Аделаида Ивановна хоть и совершенно уже была старушка, но еще довольно свежая, благообразная, несколько похожая на брата, — росту небольшого, кругленькая, с
белыми пухленькими
ручками, которые все унизаны были на пальцах кольцами, носимыми по разным дорогим для нее воспоминаниям: одно кольцо было покойной матери, другое тетки, третье подруги, четвертое — с раки Митрофания.
При нашем появлении в дверях пастор и бабушка разом освободили
ручки Мани, и девушка, заколыхавшись как кусок
белой пены, вышла навстречу нам на середину комнаты.
В черном фраке с плерезами, без шляпы на голове, он суетился, размахивал руками, бил себя по ляжкам, кричал то в дом, то на улицу, в направлении тут же стоявших погребальных дрог с
белым катафалком и двух ямских карет, возле которых четыре гарнизонные солдата в траурных мантиях на старых шинелях и траурных шляпах на сморщенных лицах задумчиво тыкали в рыхлый снег
ручками незажженных факелов.
При этом Николай Афанасьевич заморгал частенько своими тонкими веками и вдруг проворно соскочил со стула, отбежал в уголок, взмахнул над глазами своими
ручками, как крылышками, отер
белым платочком слезы и возвратился со стыдливою улыбкой на прежнее место. Усевшись снова, он начал другим, несколько торжественным голосом...
Лицом ни черна, ни
бела, середка на половине, щечки полные, румяные, но изредка рябоватые, глаза серые, вначале будто и ничего, но после… канальские глазки!
ручка полная, с длинными пальчиками… и, право, ничего больше, что бы значительно бросилось в глаза!
Печорин поднял голову, — но мог видеть только пунцовый берет и круглую
белую божественную
ручку с божественным лорнетом, небрежно упавшую на малиновый бархат ложи; несколько раз он пробовал следить за движениями неизвестной, чтобы разглядеть хоть глаз, хоть щечку; напрасно, — раз он так закинул голову назад, что мог бы видеть лоб и глаза… но как назло ему огромная двойная трубка закрыла всю верхнюю часть ее лица.
Наконец, умерла Лиза, в прекрасный летний вечер, вместе с закатом солнца, и тут только как бы очнулся Вельчанинов. Когда мертвую убрали, нарядив ее в праздничное
белое платьице одной из дочерей Клавдии Петровны, и положили в зале на столе, с цветами в сложенных
ручках, — он подошел к Клавдии Петровне и, сверкая глазами, объявил ей, что он сейчас же привезет и «убийцу». Не слушая советов повременить до завтра, он немедленно отправился в город.
Но как раз в это время заходит ко мне Полуферт и напоминает мне, что это тот самый солдатик, который, выполоскав на реке свои
белые штаны, надел их на плечи и, встретясь с становихою, сделал ей реверанс и сказал: «кланяйтесь бабушке и поцелуйте
ручку».
Посреди села находился небольшой пруд, вечно покрытый гусиным пухом, с грязными, изрытыми берегами; во ста шагах от пруда, на другой стороне дороги, высился господский деревянный дом, давно пустой и печально подавшийся набок; за домом тянулся заброшенный сад; в саду росли старые, бесплодные яблони, высокие березы, усеянные вороньими гнездами; на конце главной аллеи, в маленьком домишке (бывшей господской бане) жил дряхлый дворецкий и, покрёхтывая да покашливая, каждое утро, по старой привычке, тащился через сад в барские покои, хотя в них нечего было стеречь, кроме дюжины
белых кресел, обитых полинялым штофом, двух пузатых комодов на кривых ножках, с медными
ручками, четырех дырявых картин и одного черного арапа из алебастра с отбитым носом.
Вот лицо, молодое, приветное,
Вот и
ручка, — раскрылось окно,
И погладила клячу несчастную
Ручка белая…
Она села на креслице против моей постели и
ручки свои с
белым платочком на коленочки положила.
Иосаф проворно зашагал к бульвару. На средней главной аллее он еще издали узнал идущего впереди под
ручку с сестрою Бжестовского, который был на этот раз в пестром пиджаке, с тоненькой, из китового уса, тросточкой и в соломенной шляпе. На Эмилии была та же
белая шляпа, тот же
белый кашемировый бурнус, но только надетый на голубое барежевое платье, которое, низко спускаясь сзади, волочилось по песку. Какой-то королевой с царственным шлейфом показалась она Иосафу. На половине дорожки он их нагнал.
Костырева принялась хозяйничать: сначала она залила чай в серебряный чайник, накрыла его
белой салфеточкой и сверх того еще положила на него свою чудную
ручку.